Сирена долго сидела, опустив голову, а потом посмотрела на меня мокрыми глазами и кивнула.

– Ты права, мне было не по себе, когда он мне сказал. Это назначение казалось мне незаслуженным… потому что я его не заслужила.

– Я не говорю, что я никогда не прибегала к кокетству: наша экспедиция отправляет завтрашним днем все, что отдано позже трех часов, и я вдоволь наулыбалась и нахлопалась ресницами перед Джорджем, чтобы мои письма уходили в половине пятого. Но будь осторожна с мужчинами на руководящих позициях, которые осыпают тебя незаслуженными привилегиями: они рассчитывают на твою благодарность, причем отрабатывать будешь так, как тебе совсем не понравится.

– Спасибо, Айрленд.

– Обращайся.

Через час на столе зазвонил телефон. Высветившееся на дисплее «Грант Лексингтон» меня удивило: не успели заговорить о начальстве, как на́ тебе… Я закрыла ноутбук, уселась поудобнее и взяла трубку.

– Чему обязана честью?

– Я звоню узнать, как у вас дела, нормальной ли вы нашли обстановку по возвращении, – по телефону его звучный голос казался более резким. Несмотря на прочитанную Сирене нотацию, я подумала: «Хм, хотела бы я услышать этот голос поздно ночью, когда руки у меня под одеялом».

Прогнав эту мысль, я решила повредничать:

– Вы обзваниваете всех сотрудников не своего подразделения?

– Только тех, которые в пьяном виде присылают мне имейлы, а я сдуру снова принимаю их на работу.

Я улыбнулась.

– Туш.

– Так как у вас дела?

– Прекрасно. Уход Бикмена никого не огорчил, утренние новости прошли без сучка и задоринки.

– Да, эфир был замечательный.

– Вы смотрели?!

– Смотрел.

– Вы смотрите новости в шесть утра?

– Обычно нет.

– А сегодня решили посмотреть, потому что…

В трубке наступила тишина – «Мистер Президент» не собирался договаривать за меня. Любопытно. Он мог отговориться, что включил новости, желая убедиться, все ли в порядке, или счел себя обязанным проконтролировать, потому что он генеральный директор, черт побери. Но отсутствие внятного повода наводило на мысль, что он включил утренние новости, чтобы увидеть меня, а вовсе не по причинам профессионального порядка.

Но, может, я сделала чересчур поспешные выводы?

– Вот что, – сказал наконец Грант Лексингтон. – Я звоню пригласить вас в недавно созданную мною комиссию.

– Что за комиссия?

Он кашлянул.

– Комиссия, э-э… по улучшению рабочего климата для женщин.

– Вы возглавляете инициативу за улучшение рабочей обстановки для женщин?!

– Да. Почему вас это удивляет?

– Ну, хотя бы потому, что вы не женщина.

– Весьма сексистское высказывание. Или вы намекаете, что мужчине нечего предложить для улучшения условий работы женщин?

– Нет, но…

– Если вы слишком заняты…

– Нет-нет-нет, я совсем не занята и с удовольствием войду в комиссию. Что надо делать, когда собрание?

– Моя секретарь свяжется с вами и сообщит детали.

– О-о-о’кей, я согласна. Спасибо, что вспомнили обо мне.

– Угу. Ну, до свидания, Айрленд.

Он почти оборвал разговор, но это было даже хорошо, потому что мне на́чало нравиться с ним говорить.

Грант

– Милли! – крикнул я, не вставая из-за стола.

Секретарша вбежала в кабинет.

– Да, мистер Лексингтон?

– Мне нужно создать комиссию.

Бровки Милли недоуменно сошлись на переносице – она прекрасно знала, что я избегаю любых комиссий как чумы.

– Как скажете. Какого рода комиссию, кто в ней будет участвовать?

Я покачал головой и пробурчал в ответ:

– Целью рабочей группы будет улучшение офисного климата для женщин.

Брови Милли взмыли к волосам. Признаться, я и сам офигел.

– Хорошо, – нерешительно ответила секретарша, будто ожидая подвоха. – Вы уже решили, кто войдет в эту комиссию?

Я махнул рукой.

– Наберите женщин, все равно каких. Вон хоть сестру мою Кейт пригласите, она обожает совещания.

– Вам все равно, кто будет в комиссии?!

– Все равно. – Я пододвинул к себе бумаги и принялся их перебирать, не подавая вида. – Пожалуй, включите и Айрленд Сент-Джеймс.

– Ту женщину, которая прислала вам обезглавленные цветы?

После такого изложения мне действительно показалось ненормальным с бухты-барахты создавать комиссию и приглашать особу, которая поотрывала бутоны у дорогих роз и ушла с обеда, прежде чем я успел что-нибудь заказать.

– Ее самую, – вздохнул я.

– К какому числу организовать комиссию?

– Как можно быстрее.

– У вас уже есть повестка для первого собрания?

– Пишите какую-нибудь женскую ерунду, вы лучше моего разбираетесь. Придумайте сами.

Милли, по-моему, готова была подойти ко мне ближе и пощупать лоб. Может, меня и в самом деле лихорадит? Может, я заболел, а не потерял голову? Это было бы куда лучше. Я пригладил волосы. Комиссия по женским инициативам? Стать участником такого начинания мне хотелось не больше, чем защемить мошонку в тиски, однако я только что заявил о готовности возглавить рабочую группу.

Да что за чертовщина?!

Айрленд Сент-Джеймс, вот что за чертовщина. За всю мою жизнь мне не приходилось лезть из кожи вон, чтобы поговорить с женщиной, однако этой я позвонил узнать, как у нее дела, и на ходу сочинил какую-то комиссию, когда Айрленд спросила о причине моего звонка. Стресс, переработка – кто его знает, может, у меня обыкновенный нервный срыв.

Пока я соображал, не смотаться ли по-быстрому к врачу, секретарша стояла у стола, глядя на меня как на двухголового. Я взял одну из папок и многозначительно посмотрел на Милли.

– Что-нибудь еще?

– Нет, сэр, пожалуй, у меня достаточно информации.

– Отлично, тогда пока все.

На пороге Милли остановилась и обернулась.

– Принесли сегодняшнюю корреспонденцию, не взглянете ли на новое письмо?

– Выбросите его в мусор! – рявкнул я.

– Будет сделано. Вы не забыли о вечерней фотосессии?

Моя растерянность подсказала Милли, что я, блин, ни малейшего представления не имею, о чем идет речь, поэтому секретарша поспешила дополнить:

– У вас сегодня интервью и фотосессия для журнала «Современный предприниматель». Запланированы несколько месяцев назад и значатся в вашем календаре.

Блин, фотосъемки и интервью вместе с комиссией по созданию благоприятного климата для женщин на работе стояли в моем списке дерьма ну просто подряд – я абсолютно не интересовался этими темами.

– Во сколько?

– В половине пятого, на «Лейлани».

Я взглянул на часы. Расчудесно. У меня час на шестичасовой объем работы.

Человек шесть уже торчали на пристани возле «Лейлани», когда я приехал в марину ровно в половине пятого, минута в минуту. Должно быть, гости подтянулись заранее.

Смутно знакомая рыжая женщина улыбнулась при моем появлении.

– Мистер Лексингтон, я Аманда Кадет! – Она протянула мне руку. – Как приятно снова вас видеть!

Снова? Это объясняло, отчего она кажется знакомой, но я, хоть убей, не помнил, где мы встречались. Должно быть, на каком-то официальном мероприятии.

– Взаимно. Пожалуйста, зовите меня Грант.

– А вы меня Амандой!

Я оглядел чертову прорву оборудования.

– Вы что, переезжаете?

Аманда засмеялась.

– Мы привезли побольше фото- и видеооборудования, не будучи уверены, где будет проходить фотосессия. На всякий случай мы захватили даже бутафорию и несколько холщовых фоновых щитов… Но, как я вижу, мы смело можем все убирать обратно в фургон, – она повернулась, чтобы поглядеть на мою яхту. – Ваша красавица великолепна, а окружающий пейзаж даст фору любым декорациям.

– Спасибо. Яхта работы моего деда, первое судно, которое он построил. Шестьдесят пятый год.

– О, а на вид как новенькая!

Я кивнул на «Лейлани Мэй»:

– Давайте я покажу вам яхту, решите, где вам снимать.

Я устроил Аманде коротенькую экскурсию. Двадцатиметровой яхтой-кечем мог залюбоваться даже профан. Темно-синий корпус, отделка гладеньким глянцевым тиком, кремовая обивка, кухня из нержавеющей стали – и капитанская каюта роскошнее большинства апартаментов, а рядом три гостевых. Шестидесятилетняя яхта больше походила на интерьер «Виньярд вайнс».